Предки наши – слобожане – были людьми вольными. Насилия и притеснения со стороны власть имущих не терпели. В ХVII веке откликнулись на призыв разудалого атамана Стеньки Разина, в ХVIII веке поддержали выступление Кондратия Булавина против неправедного гнета. Конец XIX века в наших краях мирным и спокойным также не был...

Стараниями ученых Воронежского государственного госуниверситета А.Н. Акиньшина и М.Д. Карпачева в областном архиве были найдены и опубликованы записи воронежского вице-губернатора А.М. Чернова с несколько длинным, но грозным названием: "Очерк последних беспорядков в слободах Евстратовке, Морозовке и хуторе Колбине Острогожского уезда, составленный на основании конфиденциального сообщения начальника Воронежского губернскожандармского управления, рапортов уездного исправника и моих личных бесед..."

Попытки вице-губернатора объективно разобраться в причинах беспорядков ускорили его отставку. Главный вывод А.М. Чернова о том, что не только крестьяне, но и помещики виноваты в случившемся, пришелся не по нраву.

"Что касается воронежских мужиков, – отстаивает свое мнение вице-губернатор, – то они по характеру (хохлы) ненавидят бунты и всякие волнения, им самим тяжко быть долго в злобе, они стремятся только к покою, поэтому едва перестали их теснить и душить, и они получили возможность спокойно предаться хозяйственным и домашним делам своим, они уже торопятся презрительно забыть об обидчике: "ну его, стоит ли о нем теперь и помнить".

О евстратовском помещике (главном участнике событий 1899 года) Александре Никаноровиче Куликовском известно, что был он полковником запаса. Женат на морозовской помещице Евдокии Николаевне, урожденной Хариной. Имел двоих детей: дочь Александру и сына Николая. Любопытная деталь: Николай Александрович Куликовский в 1916 году женился на сестре Николая II великой княгине Ольге Александровне (после ее развода с принцем П.А. Ольденбургским).

Предлагаю читателям "Россоши" самим ознакомиться с ходом "военных действий" в Евстратовке в 1899 году (как они представились воронежскому вице-губернатору А.М. Чернову).

1899 ГОД. СЛОБОДА ЕВСТРАТОВКА

По донесению Острогожского уездного исправника крестьяне слободы Евстратовки с последних чисел мая месяца начали самовольно пасти свой скот и косить траву на лугу землевладельца полковника А.Н. Куликовского, находящемся под слободой Евстратовкой, причем для предупреждения преследования их со стороны приказчиков и объездчиков Куликовского они делятся на партии, одна отправляется на луг со скотом или косами, а другая, засев где-нибудь на лугу, ожидает прибытия служащих Куликовского и как только заметит их приближение, выскакивает и нападает на них с кольями и камнями. В одной версте от слободы Евстратовки находится экономический хутор Куликовского "Пески", где обыкновенно помещаются приказчик, объездчик и сторожа, наблюдающие за этим лугом. В ночь на 29 мая на означенный хутор явились три верховых, вероятно, также из крестьян слободы Евстратовки; эти верховые подъехали к помещению приказчика и кольями окончательно выбили 4 окна, а когда вышел сторож, крестьянин слободы Терновки, Старо-Калитвянской волости, Ларион Тарасов Коваленко и для острастки выстрелил из ружья вверх, то нападавшие ответили тем же; в означенную ночь в названном выше помещении, кроме сторожа и вновь нанятого объездчика, других служащих никого не было; прежний приказчик накануне расчелся и выбыл, а вновь нанявшийся объездчик из боязни не вышел и утром, без ведома хозяина, также оставил службу и уехал; да и многие из служащих Куликовского, опасаясь за свою жизнь, оставили службу.

Пристав 4 стана Лобачевский, получив 30 мая сведения о своеволии евстратовцев, прибыл того же числа в слободу Евстратовку и установил из местных полицейских сотских и десятских караул, а для дальнейшего предупреждения своеволия, распорядился вызвать соседнего полицейского урядника и сторонних полицейских сотских и десятских; эти сотские и десятские, в числе 23 человек, хотя и прибыли 1 и 2 июня, но при назначении их полицейским урядником вечером 2 июня в наряд отказались идти на посты из боязни быть побитыми, так что в эту ночь пришлось ограничиться посылкой местных. Часов около 12 ночи к дому Куликовского подъехало несколько верховых и начали бросать камни во двор, а через несколько времени перенесли плетень, самоуправно вырытый с конца переулка, отделяющего луг от слободы и поставили у ворот двора Куликовского. Узнав об этом утром 3 июня, пристав тотчас же отправился на место, сообщил лично об этом земскому начальнику 7 участка Куликовскому и в его присутствии расставил посты и учредил обход. Утром 4 июня, по распоряжению упомянутого земского начальника, собраны были крестьяне слободы Евстратовки, живущие против луга Куликовского и другие, всего до 100 человек; из числа этих крестьян Семен Казьмин Могрицкий и Семен Пантелеймонов Панченко авторитетно вступили в пререкание, а Леонтий Семенов Грек и Павел Филиппов Сиканов громогласно заявили, что они самовольно выедут и запашут по одной десятине у Куликовского, так как и они, и земля ГОСУДАРЕВЫ.

Далее пристав 4 стана пишет: 1) что, по заявлению крестьян, насильственные действия их вызваны притеснениями Куликовского, выражающимися в несвоевременной отдаче попаса для пастьбы скота, его дороговизною, в отказе им от луга, отдававшегося раньше для попаса из части, в запрещении пользоваться водопоем из речки и полевых колодцев и проч.; 2) что Куликовским о насилии крестьян подано земскому начальнику прошение, которое последним, для производства дознания, прислано ему, приставу, при отношении от 3 июня за № 617 и 3) что для предупреждения дальнейшего насилия крестьян им, приставом, оставлены там 2 полицейских урядника и до 30 сотских и десятских. Исправник приказал вследствие этого донесения принять строжайшие меры.

В сообщении Начальника Воронежского Губернского Гражданского Управления беспорядки эти пояснены нижеследующим образом: крестьяне слободы Евстратовки, пользуясь ничтожным душевым наделом земли, луга совсем не имеют; луга, прилежащие к их слободе, принадлежат помещику Куликовскому и по этим лугам протекает единственная поблизости речка, которой крестьяне могут пользоваться.

Занимаясь, в виде подспорья сельскому хозяйству, разведением птицы (гусей и уток), крестьяне ежегодно весною отправляют на эту речку всех выводков вместе с оставшеюся от прошлого года старой птицей. Охраняя луга от потравы, сторожа Куликовского отгоняют птицу к реке и при этом нередко палками и камнями убивают несколько выводков; обстоятельство это не раз вызывало неудовольствие крестьян и жалобы на жестокое обращение сторожей с птицей, но экономия не придавала этим заявлениям серьезного значения. Весною текущего года сторожа набили до 60 штук крестьянских гусей и в ночь на 22 апреля собрали их в кучу и сожгли; на утро это стало известно крестьянам, которые, кроме того, обнаружили на лугу еще несколько десятков убитой птицы. Ровно через три дня после этого у Куликовского случился пожар, и сгорели его лошади.

Отставной полковник Куликовский, состоя на службе в кавалерии и исполняя обязанности ремонтера, лет пятнадцать подряд проживал в своем имении в слободе Евстратовке, где также находилось депо ремонтных лошадей, при котором состояла команда нижних чинов (более 100 человек). Закупая казенных лошадей и одновременно занимаясь сельским хозяйством, Куликовский нажил большие средства. Хозяин он был рачительный и по своим владениям завел дисциплину весьма суровую. Солдат он употреблял вместо сторожей своих угодий, дороги, кроме главнейших, для проезда крестьян все были закрыты, доступ к водопою, которым пользовалась третья часть населения слободы Евстратовки (в слободе до 2 тысяч жителей обоего пола), был прегражден, малейшая потрава, ослушание, проезд по недозволенному пути наказывались беспощадно; солдаты, вооруженные нагайками, арапниками и дубинками, разъезжали и расхаживали по владениям свирепого полковника и жестоко избивали каждого ослушника. Благодаря средствам и связям, зверства, учиняемые над крестьянами, сходили с рук благополучно. Паника у евстратовцев была так велика, что они боялись показаться на улицу.

Прошли года. Куликовский вышел в отставку; солдаты, арапники и дубинки исчезли; даровых батраков и сторожей не стало и благосостояние воина-помещика стало падать. Он поселился в Харькове, наезжая в Евстратовку изредка и на самое короткое время. Нередко нуждаясь в деньгах и привыкнув к даровому труду, Куликовский задолжал многим крестьянам за произведенные последними полевые работы. Управляющий Куликовского, человек близко стоящий к народу и имевший возможность сделать оценку современного положения помещичьего хозяйства и зависимости его от наемных рабочих, старался ладить с крестьянами: все излишние и ненужные строгости отменил, проезд по проселкам и к водопою открыл и отнюдь не стеснял крестьян раздачею им в наем земли под пашню и под укос сена. К такому положению крестьяне скоро привыкли и жили мирно с экономией, помогая друг другу в затруднительных случаях.

Года четыре тому назад Куликовский, крупнейший в уезде недоимщик, опять оперился, вернулся жить в Евстратовку и, по старой привычке, задумал снова неистовствовать. Пока со стороны Куликовского не было распоряжений вызывающего характера, крестьяне сидели смирно; когда же он стал производить бесчинства, озлобленные евстратовцы стали ему отвечать тем же: озлившись на пожар, он им категорически отказал в сдаче земли и пастбища, а они начали украдкой делать по ночам закосы и гонять скот на его луга; он им преградил доступ к водопою, объявив через своих служащих, чтобы они не смели даже ездить по его дороге, а они ему притащили плетень к его воротам и, бросая камешками в окна, кричали: "не смей и ты ездить по нашей улице" (экономия и помещичий дом стоят в центре слободы, и ворота выходят на улицу, принадлежащую крестьянам). Сообразив, что перехватил через край и посоветовавшись с кем надо, Куликовский решил помириться с крестьянами: дал им земли для посева озимых, необходимый попас и, кроме того, подарил им на степи два круга травы для крестьянских волов. Худой мир оказался лучше доброй ссоры: крестьяне вышли всей слободой и, отрядив с каждого двора по человеку, скосили помещику бесплатно луг. Теперь в Евстратовке тихо.

Воронежский вице-губернатор Чернов, детально анализируя случившиеся беспорядки, пытается понять поведение крестьян. Его выводы (хотя прошло уже чуть больше века) в чем-то остаются интересны и для нас. В доказательство предлагаю читателям газеты "Россошь" ознакомиться с отдельными рассуждениями администратора – второго лица в губернии:

На юге Воронежской губернии население еще в детском, а не в зрелом возрасте. Оно еще на что-то надеется, во что-то верит, довольствуется малым и требует одного – иметь лишь скудный кусок хлеба. В возможности прожить на земле своей от трудов, положенных в землю же, хохол глубоко еще по привычке убежден. Своим трудом на своей земле он кормит себя, семью, скотину и оплачивает повинности. Причем, прокормить скотину надо ранее, чем семью, ибо без скотины семья с голоду помрет. Значит, без корма скоту мужик, прозванный собственником, в 2-3 года станет пролетарием. Но когда помещик-кулак, опирающийся на законы, отказывает мужику в выгоне, он лишает скотину корма, а значит, пытается уморить голодом мужика. Ведь подножный корм нельзя привезти издали, он возможен лишь рядом. Нельзя волов отправить за сотни верст приобретать упитанность. Равно нельзя заставить мужика ехать косить траву для зимнего корма за сотни верст, ибо, когда он ее начнет возить, то за дорогу лошадь весь свой воз съест. Поэтому чтобы мужик мог остаться на месте живым, необходимо, чтобы за свой труд он получил корм. А отказ же помещика в выгоне и покосе (причем, якобы по закону) равносилен законному праву на убийство мужика. Разумеется, нельзя ликовать о протестах мужика. Надо помнить, что он отстаивает право на жизнь (поэтому и бывает в своих протестах часто невменяем).

Земский начальник Ковалевский (Бобровского уезда) арестовывал и штрафовал без меры десятки и сотни мужиков. За что чуть жизнью не поплатился. А потом сказал мужикам: "если бы вы меня убили, вы же остались бы в дураках, потому что я в святые попал бы, мощи открылись бы, а вы прикладываться стали бы ко мне..."

Этот земский начальник сам по себе уже страшен для губернии и покоя ее населения. Ложным направлением заражаются и некоторые местные полицейские должностные лица. Они считают своей обязанностью при первом неудовольствии принимать в отношении мужиков самые строжайшие меры, вместо того, чтобы принять самые умнейшие меры, то есть обещающие в результате успех. Все эти полицейские потуги могут только раздражать толпу и обещать еще больший подрыв уважения к власти. В народе всегда найдутся люди, которые объяснят толпе значение силы и бессилия в начальственных мероприятиях. Потому, когда для охраны имения помещиков собирали по 50 сотских и десятских, население видело, что это не стража, а такие же мужики. Хохлы понимали, что 50 мужиков, именуемых сотскими, все равно не справятся с сотней мужиков, не именуемых сотскими, а потому бесполезно отрывать их от своих полевых работ для охраны помещика.

Можно всегда держать народ в покое и не доводить до дебошей, при условия умелого управления им. Пастух управляет сотней быков, хотя каждый бык в отдельности сильнее его и может одним взмахом рога убить пастуха. И хотя бык менее понятлив, чем хохол, а все-таки умелый пастух справляется с целым стадом, и оно беспрекословно его слушается и даже идет на бойню.

Но трудно найти умелых руководителей...

Публикацию подготовила Т. ЧАЛАЯ, студентка ВГУ.

"Россошь", 2002 год. №№12, 13.